Татьяна Олеговна Горчакова задремала. Ей приснилось, что она на званом обеде у Великого князя Константина. Лакей в белых перчатках наливает в тарелку дымящийся паром суп с фрикадельками. Тонкий аромат кушанья восхитительно щекотал ноздри. Потом подавали кулебяку с осетриной - она таяла во рту.

     И вдруг все пропало. Горчакова сделалась девочкой Татой, как звали её в детстве. На столе в людской появился каравай теплого ржаного хлеба. Тата отщипнула кусочек. Боже, как приятно хрустит корочка… Она отламывает ещё и ещё, а каравай совсем не уменьшается, и Тата счастлива.

     Но вот раздалось кошачье мяуканье и царапанье когтями. Звуки нарушили чуткий сон бывшей графини. Она открыла глаза и прислушалась.

     - А, это Муська вернулась, - поняла Татьяна Олеговна. Опустив опухшие ноги с кровати, встала и, пошатываясь, пошла к маленькому окошечку в прихожей, которое открывалось на крышу примыкавшего вплотную соседнего дома. Непослушными пальцами открыла форточку. Из холодной вечерней темноты в комнату прыгнула светло-серая кошка и стала тереться о ноги хозяйки.

     С каждой неделей силы одинокой женщины слабели. Она уже с трудом могла выходить из дома, чтобы получить спасительную пайку хлеба, которая становилась всё меньше. В городе почти не было собак и кошек, их ловили голодающие жители Ленинграда.

     Муська оставалась живой только потому, что Горчакова не выпускала её на улицу. Кошка уходила гулять на крышу соседнего дома, забиралась в чердачные окна и, видимо, ловила там мышей или залетающих воробьев, потому что оставалась упитанной, хотя кормить её было нечем.

    Знакомый врач, навестивший Татьяну Олеговну, был поражен, увидев рядом с изможденной женщиной вполне нормальную кошку.

     - Голубушка, если хотите жить, отбросьте сантименты. Забейте кошку, мясная похлебка может спасти вас.

     Потом Татьяна Олеговна мучительно думала:

     - А если решиться… Муська весит не меньше двух килограммов. Можно растянуть, и  этого хватит до Нового года, а там, может быть, муку подвезут в город. Ведь обещали.

     Она мысленно представила окровавленный трупик Муськи, родной Муськи, которую принесли ей котеночком, и содрогнулась: «Нет, не смогу я. И Господь накажет, если осмелюсь…»

     Как-то Муська пришла с теплым ещё голубем. Горчакова ощипала его и сварила. Кушанье разделила надвое: себе и Муське. Половину своей доли оставила на завтра, но с бульоном не смогла удержаться – и выпила его сразу.

     Выпуская кошку гулять, Татьяна Олеговна теперь говорила ей: «Мусенька, хорошая моя, поймай ещё птичку, иначе умру я…» Несколько раз кошка возвращалась пустой. То ли она забывала о хозяйке, то ли голубей не было, то ли не всегда удавалось ей словить птицу.

     Но однажды опять принесла голубя, в другой вечер её добычей стала большая крыса. Татьяна Олеговна боялась этих противных животных, но сейчас, превозмогая отвращение, приготовила и крысу. К её удивлению, крыса была тоже вкусна.

     Появилась надежда на жизнь. Вскоре удушливое кольцо блокады было разорвано. Еле живых людей-дистрофиков стали увозить в другие города. Уехала и Горчакова. В поезде одной рукой она держала ридикюль с близкими сердцу фотографиями, а другой прижимала к груди кошку Муську.

Вернуться назад