Наступило утро, и мы с Артуром, проснувшись и потянувшись, пошли прогуляться, как это заведено у нас давным-давно. Была серая погода, свинцовое небо, а на улице спешили на работу озабоченные люди.

     Артуша предпочел пройтись сегодня пустынными дворами, потянул поводок, и я последовал за ним. Пес молодцевато задирал заднюю ногу возле сугробов и оставлял свои визитные карточки в виде нескольких ярко-желтых капелек мочи.

     Навстречу нам шла пожилая, но еще статная женщина с приятным лицом, в дорогой норковой шапке.

     - Какая красивая собака! - воскликнула она, остановившись.

     - Да, была когда-то красивой, - ответил я, - но уж стар стал мой друг - семнадцать лет ему.

     Женщина рассказала, что у нее есть кошка пятнадцати лет от роду и по старости стала пачкать.

     - Тяжело мне убирать за ней - сама не молодая. Диабетом страдаю и других болезней не перечесть. Да еще муж инвалид. Мочеточник ему вывели наружу: бутылка на поясе висит. Это ладно бы. Сужение пищевода вышло. Теперь его, как маленького, по шесть раз в день кормить надо.

     Она вытащила из увесистой сумки одну из баночек купленного детского питания и показала мне.

     - Вот такую еду теперь ребятишкам делают. Капризный стал: это не так ему, да это не нравится. По молодости за мной парень один ухаживал, туберкулез у него был. Так супруг меня до сих пор попрекает: «За тебя чахоточный сватался...» А чем он виноват, парень-то, что больной был. Однажды лопнуло мое терпение. Я от мужа много в жизни натерпелась, ой много! Взяла и сказала все, что на душе накопилось. И то, как он на работе с бабой шашни водил. И то, как с дружками получку, случалось, пропивал. Много, много еще чего припомнила. Знаю не надо этого делать, а вот не удержалась - все высказала.

     Он и говорит мне: «Ну, что ж, отдавай теперь меня в дом престарелых...»

     - Как сказал он это, сердце мое сжалось: да как же такого старого, да больного отдам чужим людям. Нет, уж буду за ним ухаживать, буду терпеть до конца, крест свой нести.

     Дочь меня жалеет, сочувствует. Как-то говорит: «Мама, совсем ты изведешься. Давай хоть Нюшку с тебя сниму (это кошку так звать). Отнесу ветеринарам, сделают ей снотворный укол и заснет без всяких мучений, ничего не почувствует».

     Позвонила в ветлечебницу, договорилась. Взяла Нюшу, посадила в коробку и закрывать крышку хочет.

     - Нюша, Нюшенька, - говорю, - прости меня, нет моих силушек. А Нюша и голову ко мне не поворачивает. Я снова к ней: «Нюшенька, Нюшенька!» Нет, не хочет повернуться. Значит, почувствовала, что хозяйка согласилась усыпить ее. Не выдержала я, жалко мне стало. Ведь котеночком взяла, и пятнадцать лет вместе. Говорю дочери: «Оля, не могу я, пусть уж и Нюша останется. Буду обоих обихаживать, пока ноги носят. Так вот и живем втроем... Пойду уж. Заболталась».

     - Давайте сумку, помогу донести.

     - Не беспокойтесь, мне недалеко.

     - Желаю Вам здоровья.

     - Спасибо за добрые слова.

     И женщина, переменив уставшую руку, пошла тропинкой меж сугробов.

     Артур без устали трудился, оставляя метки своего пребывания. И скреб иногда задними лапами смерзшийся снег. Глядя на его энергичные движения, я спохватился: расправил плечи и выпятил грудь, как учил меня на флоте ходить в строю мичман Соколов. Мы с Артушей повернули домой.

     - Нет, не пропадет род людской, пока есть на земле такие вот женщины, - думал я. - На бабушках, на доброте их мир держится.

    Тоскливое небо посветлело, сквозь утреннюю мглу пробились лучики солнца. Появились синие мартовские тени на снегу. Приближалась весна. Затенькала синичка.

Вернуться назад