На захолустной станции, где ранним утром сошла с поезда Таня, почти никого не было. Поселок еще дремал. Ей предстояло пересесть на пароход, который должен прибыть только вечером. Идти в дом приезжих рано, и Таня, присев на скамейке в пристанционном скверике, решила перекусить.

     Занявшись бутербродом, она заметила, что в метрах тридцати от нее сидит пес и неотрывно смотрит на нее.

     - Так и быть, приятель, поделюсь с тобой, - и она положила остаток бутерброда на траву. Против ожидания пес оставался на месте и продолжал глядеть на нее.

     - Иди сюда, дурачок, познакомимся! - но приглашения не подействовали.

     - Ну, ладно, коли такая гордость, угощу вашу светлость из рук, - Таня подняла кусочек и понесла псу. А он отбежал и опять уставился на нее. Таня положила угощение туда, где до этого сидел пес, и вернулась к скамейке.

     Через пяток минут он приблизился к приманке на пару метров, но взять не решился. Только когда Таня погрузилась в чтение книги, крадучись подошел и съел кусочек. И продолжал пялиться на девушку.

     - Ну, упрямец, все равно я тебя поглажу, - решила она. Взяв лакомство, вновь пошла к псу. Он, как и в первый раз, отбежал на безопасное расстояние. Теперь Таня положила приманку на метр ближе к себе. И все повторилось.

     Постепенно метр за метром уменьшалось расстояние между собакой и девушкой. К вечеру она добилась того, что пес взял угощение в трех метрах от нее. Теперь близорукая Таня смогла как следует рассмотреть собаку. По нескладности сложения можно было заключить, что беспородному кобелишке не более года. Он не выглядел истощенным и худым, но в глазах читалось тоскливое одиночество и страх. И недоверие к людям. Убежденное и безоговорочное недоверие.

     Но-таки добилась своего. Пес взял подношение из ее руки.

     - Ох, ты, горемыка-мыка, - приговаривала Таня и потянулась погладить бедолагиу Он напряженно пригнулся и замер. Ласковые прикосновения руки девушки ошеломили Мыку. И первый раз за день он как-то неумело вильнул хвостом и жалобно скульнул.

     Лед недоверия был сломан. Вскоре Таня спохватилась и поспешила на пристань. Мыка поедовал за ней. Оказалось, что пароход сломался и придет только завтра.

На следующее утро, выходя из дома приезжих, Таня увидела выбегающего навстречу к ней Мыку. Пес преобразился. Он выше держал голову, а на морде виднелось подобие улыбки.

     Таня вспомнила, что согласно восточным религиозным учениям души умерших возвращаются на землю, вселяясь в людей новых поколений, а те, что были грешны и жили не по совести, становятся животными. «Может быть, отверженный Мыка бывший великий грешник? - подумала Таня. – А вдруг это ее умерший дед - начальник гулаговского лагеря, к останкам которого она, журналист, сейчас добирается по заданию редакции. К захоронениям тысяч невинно погибших людей. Мама говорит, что дед не виноват, виновата система. Да, это так. И не так...

     Но почему Мыка ко мне приклеился? А ну как душа его узнала во мне внучку? Господи, какая ерунда в голову лезет!»

     Однако, нелепая вроде бы мысль не покидала Таню. Поглядывая на Мыку, следовавшего вместе с ней, она думала о дедушке. Ей даже показалось, что выражение Мыкиной морденки чем-то иногда карикатурно напоминает мимику опочившего полковника Захлестина. Неужели пария Мыка - бывший процветавший орденоносец дед? Бред! Чушь собачья!

     О появлении «москвички» на второй день знали уже многие жители заполярного поселка. Ее дружба с Мыкой выглядела причудой столичной штучки. Здесь ценились лишь ездовые лайки, но обращались с ними, как и с другими собаками, сурово.

     - И чего она в этом падле нашла? - рассуждали женщины на «блошином» рынке возле пристани. – Кабы стоящая собака, а то, тьфу! кабыздох несчастный.

     Но Мыка светился гордостью и счастьем. Он неотступно следовал за своей богиней. Они остановились на пригорке возле пристани. Начался мелкий дождик. Таня раскрыла зонтик. Мыка сел рядом и положил голову на колени девушки.

     Наконец, на горизонте появился старый- престарый пароход. Причалил. Замельтешили люди: началась погрузка товаров для северян.

     - Прощай, Мыка, - сказала Таня и пожала ему лапу. Он понял, что она покидает его и не пытался идти с ней. На прощание Таня вытащила и положила пакет с едой. Но пес, словно не заметил его.

     Девушка пошла на пароход. Вот уже убрали трап. Раздался прощальный гудок. Таня, стоявшая на палубе, помахала рукой. Мыка поднял голову и завыл. Переливы его голоса были жалобны и тоскливы, но женщины на рынке засмеялись:

     - Ты смотри-ка: заплакал псина по своей москвичке, - говорили они.

Вернуться назад