Вот уж месяц, как мы живем в махоньком таежном зимовье. С записной книжкой и фотоаппаратом я хожу по следам соболей, чтобы побольше узнать об их жизни, а мой напарник Павел Матвеевич Крылов, могучий пятидесятилетний человек, промысловый охотник, добывает пушнину. У него собака Даша. Внешность у этой светлой рыжеватой лаечки не ахти, но чутье и понятливость на удивление. Она шикарно работала и по зверю, и по птице.

     Каждое утро чуть свет, надев камусные лыжи, мы по скрипучему снегу отправляемся в темный, глухой, молчаливый лес по своим делам, а к вечеру утомленные встречаемся в избушке.

     Опорожняя большую миску с хлебовом, Павел Матвеевич то и дело вытаскивает оттуда кусочек мяса и дает сидящей рядом Даше. Она осторожно берет угощение, глотает и облизывает пальцы хозяина. Съев ровно половину, Павел Матвеевич ставит свою миску перед собакой, и та не торопясь ест.

     На щеке моего товарища большой рваный шрам.

     - Откуда он, шрам-то, с войны, наверное? – спрашиваю.

     - Нет, это медведь метку оставил. Позапрошлой зимой нашла Даша берлогу. Зверь, видать, не улежался ещё: пулей выскочил. Ранил его, а он сшиб меня да и хватанул. Хорошо, Даша сбоку кинулась, медведь к ней, и успел я из второго ствола выстрелить – точно в башку угодил.

Даша словно поняла, о чём идёт речь, вильнула хвостом, подошла и положила передние лапы на колени хозяину.

     - Золотая собака эта Дашенька, - продолжал Павел Матвеевич, поглаживая заскорузлой пятерней её голову. – И любит меня больше, чем себя. И я её жалею.

     Укладываясь спать, охотник звал к себе любимицу, и она устраивалась с ним на нарах. Павел Матвеевич хватил лиха в жизни. В 1937 году за неосторожное слово был осужден по 58-й статье и попал за колючую проволоку.

     - Это сосед, гад, настучал, а ведь жили дружно с ним, выпивали, бывало, вместе, - с горечью рассказывал Павел Матвеевич. – В лагере доходили многие, особо на лесоповале. Я-то крепкий был, норму выполнял – пайку добавляли. Но тоска взяла – решил убежать, нашел себе напарника, стали готовиться, а он сукой оказался – донес, и мне срок добавили.

     К марту стало иногда появляться заполярное скудное солнышко, запахло весной, охота закончилась, и мы собрались выходить из тайги. Обросшие щетиной, пропахшие потом и хвоей, добрались на второй день до посёлка.

     Дома у Павла Матвеевича нас встречала, сияя улыбкой, его жена, темноволосая, смуглая, худенькая Зина. Была моложе его на 15 лет, детей у них не было.

     После тесной закопченой избушки уютная комната Крыловых казалась раем. Помывшись в бане, мы блаженствовали за столом. Довольная хозяйка дома угощала нас. По своему обыкновению Павел Матвеевич не забывал и Дашу, время от времени протягивая ей кусочки.

     - Хоть бы руки-то не давал ей облизывать, - возмущалась Зина (она работала медсестрой и привыкла бороться с микробами). - Беда просто, Сергей Лександрович, - продолжала, обращаясь ко мне, - влюбился Паша в свою Дашеньку, блондинку окаянную, и обо мне забыл, все внимание ей, а я на задворках. Спать ложимся, так она к нам, паскуда, в кровать лезет…

     - Не дури, Зинаида, - строго сказал Павел Матвеевич, - нечто я тебя не люблю? Налей-ка нам лучше ещё по стакашику. Вот, понимаешь, ревнует и ревнует, не к женщине какой, а к собаке! Тьфу! Ну и дуры эти бабы.

И вдруг Зина тихонько заплакала.

     - Ну, вот тебе, пожалуйста, - печально опустил голову Павел Матвеевич. – Скажи хоть ты ей, Александрыч, что глупость это.

     - Зиночка, успокойтесь, - начал я, - Павел Матвеевич много терпел горя и подлости от людей, а собака бесконечно предана ему…

     - Я ль ему не предана?! Молюсь на него! Простыл прошлый год и кашлял, так ночей не спала, выходила…

     Тут постучались пришедшие гости, и Зина, наспех утерев покрасневшие глаза и носик, мгновенно преобразилась и радушно встречала их.

     Через пару дней я покинул хлебосольный дом Крыловых. Павел Матвеевич писал мне о делах в тайге и своих наблюдениях, а потом на несколько лет замолчал.

     Через общих знакомых узнал печальную историю. Зина стала прихварывать, лежала в больнице: что-то с нервами у нее плохо было. Все ей казалось, что Павел Матвеевич охладел к ней, гнала вон из дому Дашу, и как-то заснула и не проснулась: наглоталась снотворных таблеток – не смогли спасти. Дашу вскорости у Павла Матвеевича украли, видно, увезли из поселка, так и не нашлась. Начал он попивать, ударил сердечный приступ - и не стало человека.

     У меня сохранилась фотография, на которой все трое: Зина, Павел Матвеевич и Даша. Они улыбаются. Глядя на снимок, я грустью вспоминаю дом Крыловых, таежную избушку и ту заполярную зиму.

Вернуться назад