«Захотелись калачи – не сиди на печи, - любил говорить Платон Мурыгин. Был он сноровист, проворен и башковит и в крестьянском, и во всяком другом деле. Печки клал и валенки катал. И скорняжил отменно. Славились в округе Платоновой выделки шкуры: что лисицы, что овцы. Пушистость, красота – глаз не оторвать. А главное - мягкость кожи, не проходящая на морозе и с годами. Секрет был в «пекеле» – той жидкости, в которой квасят сырье. Придумал особый состав пекеля и хранил его Платон  Мурыгин пуще ока своего.

     Уж как не выведывали люди. И вином поили – не болтнет ли спьяну, и куш сулили, и красного петуха грозились пустить – молчал Платон, как могила. Деньжат прикопил. Мастерскую, а потом скорняжный заводик заимел. С ним и достаток пришел.

     Высоко бы вознесся Мурыгин. Да жизнь перевернулась – захватили власть большевики. В коллективизацию записали его кулаком. Отняли все нажитое и вместе с другими зажиточными мужиками угнали на Север. Вывезли на барже в дикое безлюдье и выбросили с бабами и ребятней в снег – здесь живите. Из Мурыгиных от ссылки уцелел лишь один сын Платона Васильевича мальчонка Федя. Он тогда на побывку к дяде в Вологду поехал, его и не выслали.

     Окончил школу Федя и подался на учебу в Москву. Нигде не принимали – сын кулака. Заглядывались женщины в приемных комиссиях на стройного, светловолосого, с серыми пронзительными глазами молодца, но что делать – указание свыше... Тогда написал в анкете «из крестьян бедняков» и удалось поступить в Пушной институт. Стал учиться на биолога–охотоведа. Получил диплом с отличием. Но грянула война. Воевал, награжден, тяжело ранен, выжил, снял шинель - и на Ямал.

     В первый же день увидел в подопечном хозяйстве грустную картину. На белоснежье с разорванными глотками, выпущенными кишками лежали 18 домашних северных оленей. Залитых кровью. Задрали волки. А сожрать – и одного не сожрали. Решил Федя сокращать численность местных хищников. Почему бы не отстреливать их с самолета? Сверху в тундре далеко видать. Долго пробивалась идея. Много исписал Федор Платонович бумаги, много передарил шоколадок секретаршам, продираясь к начальству. И добился своего: сказали – пробуй.

     Успех превзошел ожидания. Пролетев над убегающей стаей на маленьком самолете, Федя выбивал одного – двух волков. На втором вираже звери теряли еще пару собратьев и так далее, пока вся стая не бывала уничтожена. Иногда настигаемый зверь разворачивался и шел навстречу железной птице, предлагая единоборство. Случалось, рассыпались волки в разные стороны, но ревущий орел гонялся за каждым. Не могли звери защититься от придуманной человеком птицы, изрыгающей грохот и смерть.

     На счету Федора Платоновича числилось уже несколько сотен отстрелянных хищников. Оленеводы его хвалили, о нем писали в газетах, люди прозвали «Федя – волчья смерть».

     В одном из полетов по лесотундре Федор Платонович с пилотом настигли очередную стаю. В ней было девять волков. Пытаясь спастись, звери забегали в островки редколесья, но карликовые деревца не создавали маскирующего полога: волки были видны сверху и продолжали гибнуть от Фединой картечи. Из девятки легло уже восемь, но куда же девался еще один? Сделали новый заход – нет волка. Ведь некуда спрятаться зверю! Еже раз прочесали малорослую рощицу. Как сквозь землю провалился. Пилот делает знаки – бензин заканчивается, пора на базу. Но Федя требует: еще разок проверим. На этот раз его пронзительные глаза увидели необычную картину.

     Под одним из деревьев стоял на задних лапах волк. Опираясь передними о ствол, он прижался к нему туловищем, головой, и благодаря этому стал совершенно невидим сверху. Федя медленно поднял двустволку, прицелился. Но выстрела не последовало, жестом он показал пилоту, что патронов больше нет. Крылатый истребитель волков повернул на базу.

     За добытых хищников платили изрядные премии. Вечером за ужином пилот стал укорять: «Что ж ты, Федор Платонович, слукавил, будто патроны кончились? Вон патронташ-то висит: в нем еще с десяток есть. А теперь и мы в убытке».

     - Не смог выстрелить, Михаил Иванович. Рука не поднялась. Ведь я их, считай, полтысячи порешил. И только один догадался встать на задние лапы под деревом. Это же умница, волчий гений! Из уважения к смышленому волчищу не смог лишить его жизни, звериное ноу-хау загубить.

     Знаю, у тебя родители ссыльные кулаки, так скажу тебе по секрету как верному человеку: и мой батя таков. А знаешь, за что он пострадал? За ум! Придумал особый рецепт пекеля для выделки шкур и достаток нажил. Я когда прицелился в стоящего волка, в голове мысль пронеслась - это ведь я в батю–умницу стрельнуть хочу. Толковых людей поддерживать надо, а не истреблять. Вот бы лозунг такой выдвинуть: «Умники всех стран, соединяйтесь!» От них главная польза людям идет.

     Михаил Иванович выслушал напарника по общему доходному делу, помолчал, а потом, разлив остаток вина в кружки, сказал:

     - Пожалуй, Федя, ты прав. Давай выпьем за здоровье того волка, которого ты помиловал.

Вернуться назад