Статья Н.И. Перминовой  (Напечатана в книге "Живая память: о Сергее Маракове" г.Киров, 2013., составитель Н.И. Перминова). 

Меня привлекали книги о природе и путешествиях – эту страсть я унаследовала в детстве от брата, ставшего механиком на судах, бороздивших дальневосточные берега страны, а после получившего второе образование в Иркутском пушно-меховом техникуме и работавшего охотоведом. Потому и книги С. В. Маракова, жившего, как оказалось, в Кирове, но писавшего о Дальнем Востоке и Казахстане, не прошли мимо меня. Я их читала и отсылала брату. И, когда в Кировской писательской организации, где я работала, зашёл разговор о том, кого пригласить с выступлением на очередной писательский «четверг», предложила его кандидатуру. Особенно не надеясь – говорили, что он очень занятой человек, - я всё же позвонила в сельскохозяйственный институт, в деканат охотоведческого факультета, и сразу услышала его голос. Он замещал бывшего в отпуске декана и легко согласился прийти к писателям, попросив меня предварительно зайти на пять минут, чтобы оговорить тему и возможность показа слайдов.

Я зашла на пять минут, и мы проговорили два часа. Когда я уходила, Сергей Владимирович попросил номер моего домашнего телефона. С тех пор мы говорили каждый вечер. У него не было дома телефона, но вечером, выгуливая собаку, он шёл к телефону-автомату у магазина. И в моей квартире раздавался его звонок. Через год мы поженились. И за десять лет, что нам отпустила судьба, не могли наговориться. Это, как принято говорить, был тот счастливый случай, когда мы смотрели и шли в одну сторону. У нас оказались одни представления о жизни, понимание искусства, мне было интересно всё, что он делал. Он с интересом относился к моему творчеству. Мы вместе отдыхали, я с радостью ездила с ним даже на охоту, пристрастилась к фотографии. Его друзья – биологи и мои – писатели и художники стали нашей общей компанией.

Он в юности тоже писал стихи. После окончания института они с другом и однокурсником Н. Н. Граковым писали друг другу рифмованные письма через всю страну: Архангельск – Командоры. Сергей был музыкален, знал оперу, очень любил композитора Э. Грига. Помню, поразил меня на острове Медном, куда я с ним ездила, тем, что пробирался по скалам, напевая мелодии из сюиты «Пер Гюнт». И в то же время старался достать тогда актуальные ещё полуподпольные магнитофонные записи Б. Окуджавы и В. Высоцкого, которые часто слушал отдыхая.

И ещё. Он всегда дарил цветы. Сейчас странно писать, что в нашем довольно большом городе ещё в 70-х годах был один зоомагазин и два цветочных. В них цветы завозились, как правило, к праздникам, стояла непременная очередь. А у меня день рождения 1 января. Но всегда на столе стояли цветы – букетом или цветущие в горшке. И так на любой значимый случай. Впервые он меня поразил, принеся в декабрьскую метель маленький букет цветов лимона, который, как оказалось, у него расцвёл дома. Квартира наполнилась необычным ароматом. Даже вернувшись из Америки, где он был на конгрессе, протянул мне коробочку, в которой лежал кремовый цветок орхидеи. Помню его рассказ, как он на Командорах сделал новогодний подарок маленькой девочке, алеутке Вале. Она никогда не видела ёлку, поскольку на островах нет леса. И он сделал ей ёлку – проволочный каркас обмотал стеблями растения шикши, у которой вместо листьев иголочки, напоминающие ёлочные. И украсил ёлочку самодельными игрушками.

Его родиной была Москва. И хотя, уехав по распределению, он был выписан, потерял право на жильё, она жила в его сердце. Ведь там остались все его родные – уже пожилые три тётушки, дядья, два племянника, друзья детства. И бывая там в командировках, он непременно по очереди их навещал, приходя с цветами, даря свои книги и что-нибудь для них необходимое.

Выросший в интеллигентной семье, он никогда не курил и не матерился. И всегда нежно относился к детям. Не только к своим. Помню, когда прилетели в Петропавловск-Камчатский, он обрадовался, увидев апельсины, и купил сразу несколько килограммов для командорских детей. И на Никольском берегу с криками «Дядя Серёжа приехал!» его сразу облепила толпа ребятишек. Он стал родным человеком и для моей дочери, она, увлёкшись его рассказами, ездила на журналистскую практику из Ленинграда на далёкие Камчатку и Командоры, хотя территория практики была до Урала. Стала страстной путешественницей и тоже любит фотографировать.

Но более всего меня поражала его работоспособность. Утром он отправлялся на лекции, часа в два возвращался обедать и обязательно ложился на полчаса отдыхать, включив свой внутренний будильник, и по экспедиционной привычке сразу засыпал. Через полчаса вставал бодрый и весёлый и снова отправлялся в институт решать дела кафедры, которой он заведовал. Оттуда часто заходил во ВНИИОЗ – институт пушнины, который был его вторым домом.

После ужина и просмотра новостей по телевидению уединялся. Его ждал рабочий стол с рукописями то научного сборника, составителям и редактором которого он был долгие годы, то отзывов и рецензий на дипломные и научные статьи студентов, аспирантов и коллег-биологов. Писал собственные тезисы, статьи на очередные конгрессы и конференции, письма. И, конечно, создавал книги.

Он всегда был в курсе научной биологической мысли и открытий. Выписывал много книг и журналов. Причём, обходя магазины, самые важные и редкие книги покупал подчас в нескольких экземплярах – для дочерей, аспирантов и коллег.

Иногда уже после ужина уходил из дома в фотолабораторию института пушнины, где ему, из любви к искусству, оставляли ключи. Коробки плёнок – его экспедиционный улов – требовали тщательной обработки и печати. Порой фотоплёнки, особенно цветные, он проявлял дома, загнав нас пораньше в кровати. Над ними он особенно колдовал, так как освоил этот процесс сам. Одним из первых в городе.

О его всегда раздутом портфеле и неподъёмном рюкзаке ходили легенды. Второй тщательно укладывался раз в год, и очень жаль, что не осталось списка экспедиционных вещей, которые были ему необходимы порой в необжитых местах и экстремальных ситуациях. Находилось место там и для миниатюрных шахмат. Они помогали скоротать время при переезде и в ненастье.

Содержимое портфеля постоянно менялось. Там были, конечно, книги и журналы, коробки с цветными слайдами и порой рекламные проспекты спектаклей кировских театров и выставок. Он успевал рассказать студентам о новых публикациях по биологии и порекомендовать культурный отдых. Ведь многие студенты были родом не из города.

И ещё он заботился об их жизненной позиции. Но его установки были не из партийных догм, а из практической жизни. Он говорил, что специалист-охотовед не должен пасовать перед начальством. Чиновниками часто становились люди номенклатурные – бывшие партийные или военные. Потому необходимо их просвещать, только так можно добиться результатов. И ещё он советовал ребятам не отказываться самим идти в начальство. Он был уверен, что только специалисты способны грамотно работать в такой специфической области, как охотоведение. И, конечно, заметив аналитический дар и работоспособность у студента (он руководил научным кружком на факультете), провоцировал его идти в науку.

И хотя Дальний Восток территориально был ближе охотоведам-иркутянам, он всё же добился в Министерстве рыбного хозяйства, с помощью ВНИРО (Всесоюзного института рыбного хозяйства и океанографии), где был членом учёного совета, студенческой практики для кировчан, своих студентов, которым читал зверобойный промысел, существовавший на севере, Камчатке и в Приморье. Многие, побыв там, уезжали по окончании института туда работать. Так он заселил любимые места своими учениками.

Свои жизненные принципы он не менял, ни при каких обстоятельствах. Занимаясь изучением ондатры на озере Балхаш, активно поддерживал протест учёных против строительства водохранилища под Алма-Атой, поскольку это грозило порчей уникального водоёма. И хотя их статьи и письма доходили до Москвы, печатались в союзных изданиях, водохранилище всё же было построено и озеро Балхаш сейчас, к сожалению, в плачевном состоянии. Когда руководство Кировского сельхозинститута вздумало закрыть процветающий в то время факультет охотоведения как непрофильный, Сергей Владимирович одним из первых встал на его защиту. Борьба эта была не из лёгких. Он болел, и профессор, лечивший его в Москве, уговаривал «не ввязываться», чтобы не получать стресса, и меня просил повлиять на мужа. Но для Сергея это было делом чести, и он продолжал подключать к проблеме авторитетных людей науки, организовывал публикации, искал пути передачи писем «наверх» минуя чиновников. И они победили, пусть не факультет, но отделение охотоведения осталось в институте.

Кафедру биологии промысловых птиц и зверей он возглавлял довольно долго и очень трогательно относился к своим подчинённым. Помню, партком института по разнарядке обязал его выделить одного сотрудника с кафедры для учёбы в вечернем университете политпросвещения. Но туда, при всей его занятости, пошёл он сам, причём второй раз. Когда я запротестовала, развёл руками: «Тем из сотрудников, кто в возрасте, это тяжело и не надо, а у молодых семьи, маленькие дети и наука. Я не могу их неволить. А я как-нибудь выкручусь, может быть, сам им что-нибудь прочту». И ходил. Чтобы не дразнить «партийных гусей».

Коммуникабельность была его отличительной чертой. Знания, интеллект и открытость привлекали к нему людей. Причём самых разных – от библиотекаря до известных учёных и зарубежных коллег, с которыми даже при плохом знании языка он легко устанавливал контакт. Со многими переписывался.

В то непростое время он был выездным учёным. Ездил в составе делегаций на научные конференции с докладами в Венгрию, Францию, Америку, Африку. Перед поездками, как было принято, ходил на собеседование с работниками КГБ. И горько говорил: «Опять учили, как себя вести. Но ни разу не спросили, что же там было интересного». Так же, получая перлюстрированными журналы и письма, замечал: «Читайте, читайте, может быть, что-нибудь поймёте».  Он много ездил по стране не только на научные конференции, но и к своим аспирантам и бывшим ученикам.

Командоры же были его главной темой и любимым местом. Не только как объект научного изучения. Живя за тысячи километров, он всегда знал обо всём, что там происходит. Переписывался с местными жителями, сотрудниками ТИНРО, учёными Приморья. Выписывал газету «Алеутская звезда». А весной начинал видеть командорские сны, предвкушая новую экспедицию. И хотя в последние годы ему не давали дальних командировок, вопрос о его поездках дома даже не обсуждался. И не только потому, что копился, собирался необходимый материал, просто он не мог без этого жить. Острова стали важной частью его жизни, определили судьбу. Он знал всех старожилов острова, пел алеутские песни. И я рада, что его образ на барельефе смотрит, как когда-то он сам, на океан с тропы, ведущей на медновское лежбище. Ведь именно здесь, на Медном, он узнал счастье открытий, но здесь испытал и трагические моменты, о которых не любил рассказывать посторонним. Тонул при высадке у скал, замерзал, застряв в непропуске, а спутник его погиб…

Рассказывал он мне и о том, как выплывал из горящего тростника на озере Балхаш в Казахстане, где работал начальником научной экспедиции по ондатре. Но это однажды при случае. Больше говорил о людях, с которыми его свела судьба.

Так, в Казахстане он подружился с алма-атинскими учёными и военными в прибалхашских степях. Это были легендарные лётчики – трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин и соратник Валерия Чкалова, Герой Советского Союза Г. Ф. Байдуков. Между ними было взаимное расположение, мы гостили у них в Москве, эти дружеские отношения поддерживались до конца жизни. Как и с семьёй А. П. Капицы и писателя А. М. Борщаговского, связанных научными и творческими интересами с Дальним Востоком. Познакомившись в Заире с известным биологом и популярным телеведущим Н. Н. Дроздовым, принимал участия в его телепрограмме. И он, оказавшись в Кирове, бывал в нашем доме. Дружил Сергей Владимирович и с семьями своих легендарных учителей – А. Н. Формозова и П. А. Мантейфеля.

Если во ВНИИОЗе или Кировском сельхозинституте проходили значимые мероприятия, на которые приезжали учёные с разных концов страны, то в нашем доме всегда были гости. Причём заранее ничего не планировалось. Быстро накрывался стол, на котором главенствовала домашняя картошечка с разносолами. А пиршеством всегда были интереснейшие разговоры.

По натуре он был просветителем. Потому не было случайным избрание его членом рабочей группы МСОП (Международного союза охраны природы). И он был рад оказаться в среде единомышленников, набраться знаний и познакомиться с мировыми тенденциями. Участвовал в работе двух Генеральных Ассамблей: в Африке (1975 год, Заир) и Ашхабаде ( 1978 год, Туркмения). Привёз много фотоматериала, литературы, в том числе впервые изданную хартию по охране природы и окружающей среды. В то время экологическое просвещение у нас не процветало. Потому он считал своим долгом выступать не только перед коллегами и студентами, но и перед школьниками, на предприятиях, в библиотеках. И делал это блестяще. И, конечно, писал статьи и проблемные, и познавательные.

Его первая научно-популярная публикация была о каланах в начале его научной карьеры и опубликована в самом популярном тогда журнале «Огонёк». Конечно, с собственными фотографиями, как и все последующие. Кроме научных сборников многочисленные статьи и очерки печатались в журналах «Охота и охотничье хозяйство», «Наука», «Наука и жизнь», «Юный натуралист», «Советский союз», «Смена», альманахах «Охотничьи просторы», «Лес и человек», в российских и местных газетах.

Он стал известен не только как серьёзный учёный, но через эти публикации и книги и как талантливый литератор. Его статьи и фотографии помещены в Красной книге РСФСР (1983 год) и в Красной книге СССР (1984 год). Имя Сергей Мараков стало популярным и в среде фотографов-анималистов. Его фотографии, и чёрно-белые, и цветные, украсили многие фотоальбомы о природе. Ими были оформлены интерьеры факультета охотоведения Кировского сельхозинститута и Домов охотника в городах Ижевске и Кирове.

Большая часть его книг (всего издано 10) выходила в Москве – таков был первоначально заявленный уровень. А ещё в Германии, Болгарии, Чехословакии, Казахстане, Кирове. В основном это научно-популярные повествования о жизни животных. Две о Командорах. Книгу «Каланы возвращаются на берег» он написал в соавторстве с другом, известным биологом В. В. Дёжкиным, и она выдержала три переиздания. Книгу о фотографировании животных «В природу с фотоаппаратом» ему заказало, оценив его опыт, издательство «Знание», и она мгновенно разошлась.

У него было много планов. Начал прорабатывать структуры двух книг по ластоногим. И ещё очень хотел написать книгу о своих наблюдениях за самодостаточной жизнью природы без человека. Уже и название было придумано: «Глухомань».

Фотографировать он начал ещё школьником. И никогда не расставался с фотоаппаратом. Более того, сделал его необходимым инструментом в работе, внедрил метод фотоучёта диких животных на командорских лежбищах. Этому обучал и своих студентов.

Выросший на Таганке в Москве, знакомившийся с природой через походы на Птичий рынок и занятия в кружке Зоомузея МГУ, открывший для себя в детстве необъятный мир природы в Оренбуржье, где был в эвакуации, он относился с трепетом и вниманием ко всем её обитателям.

На его письменном столе стояли два аквариума, рыбок в которые он традиционно привозил из Москвы с любимого Птичьего рынка. В клетках на окнах щебетали птицы. Одна из них – редкий для севера щур – жила у нас долго и так привыкла, что выгуливалась по квартире, сидя на руке. Временами появлялись то хамелеоны, то гадюка, то степные суслики. Он старался их кормить сам, разговаривая, как с детьми. И всегда в доме была собака.

На дачном участке у нас росли деревья разных пород и гнездились птицы, которых он отличал по голосам. И когда мы гуляли по лесу, я часто пыталась сдавать  «экзамен» по птицам. Но,как правило, сдать на «отлично» не получалось. Потому что муж мог определить по голосу не только вид, но и пол птицы и даже возраст. Хотя Сергей Владимирович был специалистом по полуводным животным, но орнитология, по которой он проходил ещё студенческие практики, была всегда в зоне его внимания. Что на Командорских скалах, что в тростниках озера Балхаш, что в вятском лесу. Потому так много птиц на его фотографиях. И где бы он ни жил, его квартиру украшали чучела птиц, которые он с любовью делал сам.

Если получалось выкроить время, продолжал путешествовать не только за границей, но и по стране: по Енисею, в Карелию, в Туркмению и Таджикистан – на Памир и по Сыр-Дарье, Краснодарский край, вниз по Вятке-реке, в девственный лес заказника Тулашор, что в Кировской области, на Волго-Камское водохранилище…

Сергей Владимирович, несмотря на тяжёлую болезнь, продолжал работать до последних дней. Уже после его кончины был опубликован большой очерк «Земля в океане» в журнале «Смена» и научная статья «Будущее Командорского края» в сборнике «Промысловая фауна Северной Пацифики». Не случайно и первые, и последние его публикации были о любимых Командорах.

Позднее вышла книга для детей «Крылатая попутчица». Половина невыдуманных рассказов этой книги тоже островные. Многие из них после публиковались в самых разных московских изданиях.

Творческое наследие Учёного продолжает работать. На кировском телевидении шли передачи о нём. Его памяти молодые учёные МГУ посвятили книгу «Рациональное природопользование на Командорских островах», а коллеги Всесоюзного научно-исследовательского института охотничьего хозяйства и звероводства им. проф. Б. М. Житкова сборник «Промысловая фауна Северной Пацифики».

По его литературному наследию разработаны два учебных пособия: В. В. Дёжкиным в МНЭГУ «Экологам в журналистике» и урок внеклассного чтения по книге «Крылатая попутчица» кировским преподавателем Н. В. Черных. Его рассказы включены в хрестоматию «Книга вятская для детей» и антологию «Детская книга на Вятке».

Идут годы, но память о нём жива. Кировские музеи постоянно проводят выставки, посвящённые Сергею Маракову: книг и журналов в областной научной библиотеке им. А. Герцена, книг и фотографий о путешествиях в музее им. А. Грина.

При жизни ему не хватило времени, чтобы сделать хотя бы одну фотовыставку. И потому я за него продолжала мечтать об этом. Когда появились новые фототехнологии, мне удалось сделать выставку его цветной фотографии «От Вятки до Камчатки». Открытая в год его семидесятилетия в областном художественном музее им. В. М. и А. М. Васнецовых, она вместо одного месяца проработала четыре, потом её запросил город Слободской. После выставка экспонировалась в Москве на Международной выставке охоты и рыболовства. Часть этих фотографий была включена в календарь. В 2010 году выставка «съездила» в Казань. А сейчас её могут посмотреть уже на Камчатке.

В 2009 году Кировский муниципальный зоомузей развернул ещё одну выставку – фотографий, документов, личных вещей и книг Сергея Владимировича. 23 ноября, в день памяти учёного, собрались вятские биологи, коллеги и ученики Маракова. Как прежде, его имя, словно он сам, всегда доброжелательный и открытый людям, свело их вместе.

А через год как награда пришло известие о присвоении его имени заповеднику на Командорах. Таких далёких по расстоянию от Кирова-Вятки, таких близких всем нам благодаря его стараниям и его любви к дальним островам отечества. Кировские СМИ – и телевидение, и газеты – сразу откликнулись на это сообщение

Я, как и все его друзья, безмерно рада, что имя его уже навечно на карте России. И они теперь навсегда вместе – исследователь Сергей Мараков и заповедные Командорские острова.  

Вернуться назад