Попав на Камчатку, я сразу полюбил её природу, океан, туманы и ветры
Статья Ю. Зайцевой. Напечатана в газете "В добрые руки" N 7 от 27 февраля 2015 года.
Птичий гомон, бесконечный прибой, рёв морских зверей на лежбище и фонтаны китов в бескрайнем океане. Нет ничего прекраснее природы Севера, дикой и первозданной, как наш мир миллионы лет назад... Такими словами описывает Командоры научный сотрудник Евгений Мамаев, который уже более 20 лет исследует эти далёкие острова, затерявшиеся в бескрайних просторах Тихого океана.
Сейчас Евгений Георгиевич занимает должность заместителя директора по науке заповедника «Командорский», но, как признаётся сам учёный, он по-прежнему чувствует себя биологом-романтиком, влюблённым в природу Севера.
– Евгений Георгиевич, из каких краёв вы приехали на Камчатку?
– Я родился в Кировской области. Свою преддипломную студенческую практику проходил на мысе Лопатка, которая считается самым туманным местом на Камчатке. Там я занимался изучением калана. Я сразу полюбил эти суровые места, эту дикую природу, океан, туманы и ветры.
После окончания Кировского сельскохозяйственного института я, как обладатель красного диплома, мог выбирать место своей работы. Никаких сомнений в выборе места для начала своей трудовой биографии у меня не было – полетел на Камчатку.
– Каковы были ваши первые впечатления, когда вы оказались на Командорах? Думали ли тогда, что сможете остаться здесь надолго?
– На Командорские острова я попал на второй год проживания на Камчатке. Впервые их увидел с борта научного судна в мае… и сразу влюбился! Гористые, обрывистые берега, занесённые снегом, серое небо с низкими тучами и пронизывающий ветер – всё это каким-то чудным образом заманило меня.
Это был далёкий 1991 год. В этом же году уже в составе экспедиции по изучению сивуча я всё лето проработал на юго-восточном лежбище на острове Медный. Он стал для меня любимым местом на Земле. Сейчас я уже побывал и в Австралии, и на Тасмании, и на Галапагосских островах, на Аляске, но ничего лучше этого острова для меня нет.
– Как думаете, почему суровая северная природа не отталкивает, а наоборот, пленяет некоторых людей, особенно учёных? Ими движет наука, желание жить вдали от цивилизации или что-то ещё?
– Северная природа какая-то особенная. Даже не могу сформулировать, что в ней такого притягательного. Для меня она дикая, первозданная, такая, каким был весь наш мир, наша планета миллионы лет назад. На Командорах – это рвущиеся ввысь крутые скалы, каменистые гольцы со скупой растительностью, нежные некрупные цветки, пригибающиеся к камням на ветру. Север – это то, что невозможно охватить разумом. Не знаю, что сюда привлекает учёных. Для кого-то это просто лаборатория, где можно набрать научный материал, написать диссертацию, статью. Для меня – это моя жизнь. Себя я бы назвал биологом-романтиком.
– Происходили ли в вашей жизни опасные, экстремальные ситуации с животными?
– К сожалению, да, происходили. Вероятно, от этого не убережёшься, работая с дикими животными в их естественной среде обитания. Так, бросались на меня и кусали северные морские котики во время учётных работ на лежбищах. Выпрыгивали из воды рядом с лодкой горбатые киты. А однажды котики, испуганные косатками, прокусили борта нашей надувной лодки в километре от берега. Пришлось прекращать работу в море и срочно возвращаться на полуспущенной лодке домой. К счастью, всё обошлось, а лодку мы потом ещё неделю клеили.
– Курьёзные случаи происходили в работе?
– Пожалуй, к разряду курьёзных можно отнести такой. В начале 90-х мне пришлось одному от нашего института добираться на полевые работы на остров Медный. На остров Беринга долетел со всем своим скарбом на рейсовом самолёте, а дальше – на Медный – можно было попасть только на рыболовном сейнере с бригадой, едущей туда на промысел котиков. Все места были заняты, и меня отказывались брать. Хорошо, что там был мой приятель, который провёл меня на судно и спрятал. Так «морским зайцем» я попал на свой любимый остров!
– Были ли случаи, когда обычно сторонившиеся людей животные приходили к вам за помощью?
– За помощью не приходили, а вот любознательные были. Работая на юго-восточном лежбище много сезонов подряд, я узнавал всех сивучей «в лицо». Так, мне регулярно приходилось проходить над лежбищем по узкой тропе прямо над животными. Один секач по имени Лось практически всегда наблюдал за мной, когда я с виртуозностью эквилибриста карабкался по скальной стенке над ним. Он поднимал голову, смотрел на меня и негромко рычал, но не устраивал панику на лежбище. Думаю, что он тоже меня узнавал.
– Вам близки мысли в духе: чем ближе узнаю людей, тем больше нравятся животные?
– Я бы так не сказал. На мой взгляд, более правильным будет утверждение: в людях узнаю животных. Буквально на днях смотрел фильм про шимпанзе, в котором авторы говорят о жестокости этого вида, аналогов которой трудно найти среди приматов. А между прочим, это самые близкие наши родственники среди человекообразных обезьян. В то же время мы с вами видим, какие так называемые нечеловеческие зверства творит человек с себе подобными по всей планете…
– Работа учёного – это однообразный труд или есть в ней какие-то элементы творчества?
– Вообще, вся жизнь любого человека, какую бы он профессию ни имел, – это шаги в неведомое, совершаемые рутинно. Нет исключительно творческих профессий. Вот у певца, к примеру, исполнение песни – это творчество, а когда идёт концерт за концертом – рутина, конвейер. Каждая операция у хирурга сама по себе – творчество, но за год их набирается очень много. Труд учёного тоже встраивается в эту схему. Учёные – люди-первооткрыватели, которые первыми узнают что-то об окружающем мире, а потом доносят это знание остальным. Процесс познания достаточно однообразен, особенно в наш век всепоглощающей статистики и математизации знания. Чтобы сделать открытие, приходится из раза в раз ставить одни и те же опыты, проводить одни и те же эксперименты, десятки раз выезжать на полевые исследования в одни и те же места. Всё это ради того, чтобы собрать, как выражаются специалисты, статистически достоверные данные.
– Какие самые необычные, на ваш взгляд, животные обитают на Командорах?
– Да практически все! У каждого вида можно найти что-то особенное. Вот песцы, например, попали на острова не менее 70 тысяч лет назад и с тех пор здесь живут в отрыве от своих материковых сородичей. Секачи сивуча занимают одни и те же индивидуальные участки на лежбище до 7 лет подряд. Как они их помнят? А представьте, что кашалоты из года в год приходят кормиться в одни те же места у берегов островов, в точку километр на километр! Как в огромном, бескрайнем океане они находят эти места? А тонкоклювые буревестники появляются на свет на берегах далёкой Тасмании и каждый год летают кормиться к берегам Командорских островов!
– Есть ли у вас любимые животные?
– В детстве очень нравились жуки, пауки и многоножки. Сейчас больше всего меня завораживают киты. Они как инопланетные существа – таинственные, малопонятные, огромные и очень красивые. Красота их необычна для людей, привыкших видеть зайцев, лис, медведей… Это самые огромные живые создания на нашей планете. Они – живое чудо! Также мне очень интересны тюлени и птицы.
– В семье разделяют ваши интересы? Расскажите, как относятся к вашей профессии домочадцы.
– Без поддержки семьи я бы не стал тем, кто я есть. Только благодаря поддержке и пониманию родителей я вступил на путь познания дикой природы в 4 года и иду по нему до сих пор. Благодаря отцу, который помогал мне переворачивать тяжёлые камни, под которыми я искал жуков и прочих необычных созданий, у меня рос интерес к биологии. С «пониманием» к моей работе относилась и уже моя собственная семья.
– Если бы не работа в заповеднике, то кем ещё вы могли бы стать?
– Сколько себя помню, мне всегда интересно было работать в дикой природе, которая захватывала всё воображение и мечты. Кроме как биологом, никем себя не представлял. Поэтому в детстве я много читал именно «природной» литературы – Джеральда Даррела, Бернгарда Гржимека, Сетон-Томпсона, Виталия Бианки, Фабри и многих других. Нынешняя работа в заповеднике «Командорский» – мой счастливый билет! Я словно дышу полной грудью!
– Знаю, что вы – автор фотовыставок. Какое место в вашей жизни занимает фотография?
– Да, я принимал участие в нескольких выставках, но персональных экспозиций пока не было. Публикуюсь в различных журналах природной направленности. Фотография – моё увлечение, проходящее через всю жизнь. Она идёт рука об руку с моим вторым увлечением – биологией.
Я впервые занялся фотографией в 7 классе. Мне очень хотелось снимать диких животных, и родители купили мне мой первый плёночный фотоаппарат «Смена 8М». Пользуясь руководствами, я самостоятельно осваивал процесс съёмки, учился проявлять плёнку и печатать фотографии. Учась в вузе, стал осваивать цветную фотографию и начал снимать на негативную и обращаемую плёнку. В процессе этого познания прошёл через всё. Работа с цветной плёнкой – процесс несоизмеримо более сложный, чем съёмка на чёрно-белую. Тогда приходилось осваивать и субтрактивный и аддитивный способы печати, процесс проявления слайдовой плёнки, потом освоил фотопечать с обращаемой плёнки.
Всё это происходило во времена отсутствия в стране павильонов «Кодака». С их появлением этот элемент творчества умер, а с появлением цифровой техники всё упростилось ещё больше. Сейчас мы наблюдаем просто фотобум. Но несмотря на все изменения, фотография в моей жизни по-прежнему занимает одно из центральных мест. И если первое увлечение – биология – приносит мне средства для существования, то фотография остаётся только для души.
– Есть ли у зверей качества, которых недостаёт людям?
– Любовь к жизни, борьба за неё, преданность месту рождения, забота о потомстве. Думаю, это то, чему нам стоит поучиться у братьев наших меньших!
Фотоработы Евгения Мамаева